История спасения из ада

Я родился в семье, увязшей в колдовстве. Мой отец был священником сатаны, мама была колдуньей. Родители были глубоко погружены в шаманство и черную магию. Когда я родился, меня подняли и посвятили сатане… помазали голову кровью. Я стал наследником отцовской мантии. Так что над моей жизнью висело проклятье. И когда я был ребенком, мама ни разу не поцеловала меня и я ее тоже — никогда. Я не испытал никакой ласки. Когда мне было три-четыре года мама сильно избивала меня. Много раз я без сознания лежал в луже крови.

Трудно поверить, что так было. А любовь ведь передается через мать и отца. И когда мне было четыре года, я захотел убить себя. Я видел, что мои мать и отец поклонялись сатане. Колдуны приходили и впадая в транс, просили сатану быть их богом и совершать чудеса. Мой отец много раз по три-четыре дня лежал на диване недвижимым, а его душа странствовала и его дух заряжался… Меня жестоко избивали до восьми лет. Вы понимаете, когда мать называет тебя «уродом», «гаденышем» это больно. Понимая, что она не любит меня, я возненавидел ее. Я кричал от душевной боли. Мне скорее хотелось называться недоноском, чем ее сыном. Когда она последний раз меня избила, восьмилетнего, я поклялся, что никогда в жизни не буду любить никого и никогда не заплачу.

Выходит, позже банда как бы восполнила то, что не дала семья?

Да, а чего еще ожидать. когда у тебя нет семьи? А здесь семья проигравших, хулиганов. Они получают силу друг от друга, заботятся друг о друге. Я не мог позаботиться о себе. Нью-Йорк — город, в котором, как я хорошо помню, нужно иметь глаза и на затылке. Речь шла о выживании… И нужно вести себя по законам джунглей. А зверь не знает разницы между добром и злом. Зверь должен убивать, чтобы выжить. Я знал. что умру очень молодым. Но я помнил голос мамы, когда она схватила меня за волосы, и стала стучать моей головой о стену… У меня текла кровь… Я пытался посмотреть ей в глаза, которые были как огненные шары, чтобы увидеть в них что-то человечное, а увидел холод и ненависть. И услышал: «Ты не мой сын, я не люблю тебя… Уходи из моей жизни, я не хочу видеть тебя…»

А здесь, банда предлагает тебе семью, безопасность, силу. Ты знаешь, что умрешь молодым. Но я умер уже. когда мне было восемь лет. когда мать сказала, что не любит меня. Так чего мне еще ожидать? Я уже был мертв в своей жизни. Здесь была семья, которая предлагала мне защиту в злобном окружении. И в этой семье, верите или нет, были жесткие моральные принципы. Более жесткие, чем иногда у христиан. Потому что в банде всем сердцем верят: будь окружение каким-угодно злобным, здесь позаботятся друг о друге. И этот этический кодекс не допускает измены. Он обязывает к верности. преданности и чести. Поэтому ты готов умереть за своего, как любой из банды — за тебя. И если кого-то убивают, ты чувствуешь большую потерю. Вот почему ее называют своей семьей. Понятно, почему свою жизнь в прямом смысле отдаешь банде. Это семья дикарей, но со своими нормами. Это что-то такое, во что ты сильно веришь и не жалеешь о принятом решении. Это образ выживания.

Но выживая, ты все-таки, умирал, деградировал?

Да, но не сознавал этого. Было безразличие к физической боли… Меня могли резать, в меня могли стрелять… Я мог взять сигарету и погасить ее рукой или губами — это было легко, потому что мама научила меня одной вещи — жить с физической болью. Я должен был умертвить свои чувства и мысли, чтобы убивать… Сплошной холод, ты не чувствуешь ничего, абсолютно ничего. О таких психиатры говорят: социопат.

Это не была невинная группа шалопаев, слоняющихся на углу у пивного бара с сигаретами в зубах… вы были опасны?

Совершали много преступлений. Бывало, с крыши дома следишь за жертвой, как за зверем в джунглях. Он открыто идет. С крыши целишься в его голову. нажимаешь на курок, и… наблюдаешь, как он, дернувшись, падает. Стреляешь еще… чтобы наверняка. Ненависть к другой банде настолько сильна, что ночью идем в морг, крадем тело. вывозим, разрезаем на куски и оставляем на улице. Невинных старались щадить. Но один раз парни были сильно пьяными и пошли на охоту за «лисами». Так называли девчонок. Было поздно и очень темно. У них было одеяло с собой. Они увидели женщину и пошли за ней. Они не знали, кто она. Набросили на нее одеяло и ударили, так что она потеряла сознание. Затащили ее на крышу дома и поочереди изнасиловали. Потом один захотел посмотреть, какая она. Оказалось, это его мать. Он бросился с крыши вниз головой… убился. Мы говорим сейчас о страшных вещах, их невозможно забыть.

Ты опускался все ниже…

Опускался в глубины ада. Много раз думал о самоубийстве. Это когда меня задержала полиция. Меня изолировали от всех других заключенных, потому что я был опасен. Я лежал и курил… коптил свой ум, философствовал: если я человеческое существо, что я делаю здесь в образе зверя и почему веду себя. как зверь. Если я зверь, что я делаю в ловушке в образе человеческом? Я не смог найти ответа. Суд назначил меня на лечение к психиатру. И тогда я познакомился с доктором Гудманом. Он провозился со мной полгода. Водил меня во многие места, и в зоопарк, где три часа представлял меня вонючим зверям. Потом он просил меня нарисовать картинки этих зверей. Он отвез меня в одну из наихудших больниц, в очень известную больницу, куда помещают свихнувшихся людей. Там меня исследовали сутки. Там я увидел подростков, подобных мне, совсем безумных. Потом он повел меня к другим психиатрам в психиатрическую клинику в Манхаттане. И полгода спустя, когда мы шли с ним по улице, он сказал мне напрямик: «Ты холоден. Я пытался проникнуть в тебя, бил тебя в грудь, чтобы вызвать в тебе какую-то ответную эмоциональную реакцию. Но ты совершенно безжизненный, ты очень опасен». И еще он сказал мне: «Я ничего не могу сделать для тебя, Никки! Ты шагаешь прямо к тюрьме и к электрическому стулу. В ад. И для тебя нет надежды. Ты погиб». И это самые страшные слова, которые профессиональный врач может сказать человеческому существу.

Но, по милости Божией, слова эти не сбылись!

Бог стал моей последней надеждой, а я никогда не интересовался Им. Я никогда даже на секунду не задумывался о Нем и не почитал Его. Поэтому я был смущен, смущен!.. Когда вдруг этот человек, пастор Вилькерсон, как-будто с неба свалился в наш район. Полицейские предупреждали его: «Они убьют вас. Это джунгли, это поле битвы. Единственное, что нам останется — придти и забрать ваш труп». Вилькерсон с великой убежденностью ответил им: «Со мной будет Бог!» Полицейские сказали: «Надеемся, что Он пойдет с вами. потому что мы не пойдем!»

У этого человека все было набекрень. Но его использовал Бог. Его вел сам Бог. Когда я всем был безразличен. Бог проявил заинтересованность. Он положил на сердце этому человеку великую любовь, которая заставила придти в самый большой город страны Нью-Йорк, с вестью надежды. Всего две недели до этого мой психиатр сказал: «Никки, ты шагаешь к электрическому стулу и в ад!» А Вилкерсон сказал: «Нет. это неправда! Есть небо, есть Бог. Есть Иисус Христос, который умер за твои грехи, отдал Свою жизнь за тебя, точно так же. как ты готов отдать свою за друзей, за членов твоей банды. парней и девчонок. Есть Бог, который действительно живой Бог. Его Имя мы помним. Когда кто-нибудь из вас умирает — никто не помнит вас, вас больше нет. А Иисус всегда есть. Он не умирает!» И это самая важная весть, которую Давид Вилкерсон передал мне. А я подошел к нему и начал его бить. Я не отпускал его. Он не легко отделался от меня. Я бросился на него, как дикарь.

Я пинал его, плевал на него и обзывал самыми грязными, отвратительными. мерзкими словами, которые только можно найти в нецензурном языке. Я проклинал его самого, его Бога и все на свете. Как дикий зверь, я прыгнул на него, вцепился в его волосы и начал бить его головой об стену. Точно так, как моя мама… А этот тип, не обращая внимания на боль и кровь, сокрушенным голосом сказал посреди шума на улице, в присутствии трехсот свидетелей: «Никки, я не боюсь. Я пришел сюда, чтобы передать тебе весть с неба. Я пришел, чтобы сказать тебе: Никки, Иисус любит тебя!» И когда он сказал мне это, я отступил. Я посмотрел на него. А он сказал: «Если хочешь, ты можешь меня убить. И я знаю, что ты способен на это. Но хотя ты убьешь меня и разрежешь на тысячи кусков, и разбросаешь их на улице, помни: каждый кусок будет кричать: Никки. Иисус любит тебя!» И это сразило меня. Это было. как удар меж глаз, как удар в самое сердце. Я сказал: «А этот тип упрямый!»

Две недели спустя я пошел послушать этого человека. Я не пошел один, а взял с собой для охраны 70 парней, чтобы слушать этого тощего типа. К моему большому удивлению там уже было две тысячи человек. 12 банд. Мы пришли подготовленными. Я пришел с заряженным 22-х калиберным пистолетом. И в тот вечер в течение семи минут, хотя я был так беспокоен, совершенно вне себя, полностью взвинченным, потому что принял наркотики, — в тот вечер за семь минут что-то случилось со мной. Вилькерсон рассказал, для чего Иисус пришел на землю. То,что меня действительно тронуло, было распятие Иисуса Христа.

Первые минуты казались мне нудными. Потом перед моими глазами встало распятие Иисуса Христа, встало так живо, что мне показалось, я присутствовал там и видел. как Он умирал. И это глубоко тронуло меня. Меня поразила настойчивость Иисуса. Верность дружбе. Он. Иисус, друг… лучший друг, которого ты мог бы заиметь. Он, не политик-обманщик, который обещает многое, но не исполняет. Он обещает тебе вечную жизнь. Он обещал умереть за тебя — и Он исполнил это. И я уважаю такого Иисуса. Это было первый раз в моей жизни. когда я почувствовал уважение к кому-то. И это уважение заставило меня стать на колени перед моим Спасителем Иисусом Христом.

Слава Иисусу!