25 лет назад эмиграция из Советского Союза была эвакуацией. Люди бежали от коммунистической идеологии, политических преследований, межнациональных конфликтов, пустых полок в магазинах в надежде найти свободу, безопасность и цивилизованное будущее.
Нашли ли они то, что искали? Через что пришлось пройти? Каким видят будущее? На эти и другие вопросы отвечают руководители славянской диаспоры Америки в серии интервью. И первый материал – с президентом Тихоокеанского объединения славянских церквей ЕХБ Николаем Бугриевым.
-Николай Алексеевич, мне рекомендовали Вас, как человека глубоко верующего, активного, спортивного, простого в общении. Я могу Вам задавать откровенные вопросы?
-Да, конечно.
-Многие называют эмиграцию 80-х-90-х годов колбасной. Вы согласны с таким определением?
-И да, и нет. Кто-то ехал за материальным достатком, но большинство христиан уезжало от преследований. К концу Советского Союза режим ослаб, но не везде. Никто не знал, чем все это закончится – восстановлением карательной системы или войной.
-Почему уехали Вы?
-Не за колбасой, это точно. (Смеется). Верующие тогда жили выше среднего, так как хорошо работали. Представьте себе: мне – 39 лет, как говорят: «В расцвете лет», дом, две дачи, две машины, мы приступили к строительству второго дома. Я нес служение пастора церкви в Железноводске. С материальной стороны и в плане перспектив служения -все замечательно, но мы жили на Северном Кавказе, недалеко от Чечни. Страна была нестабильна: в Москве – расстрел Белого Дома, на Кавказе – первая чеченская война. Я не хотел, чтобы мои дети стали пушечным мясом.
-Что говорили жена, дети?
-Жена говорила: «Нужно уезжать ради детей». Мы оставили наши машины и дома, сложили какие-то вещи в баулы, которые нам в итоге не пригодились, и поехали буквально «в никуда». Тогда мы не представляли себе, какие трудности нас ждали.
-Насколько трудными были первые годы эмиграции?
– Мы столкнулись с совершенно другой культурой, с другим языком. Дети пошли в школу с минимальным знанием английского языка, а требования были одинаковыми для всех.
-Какой была Ваша первая работа?
-Работал инструктором по вождению. Я больше переживал за то, что оставил духовное служение, но Бог позаботился об этом. Мы пришли в Первую Славянскую Баптистскую Церковь. Она насчитывала тогда около 2500 прихожан. Пастором был Федор Петрович Карпец. Он доверил мне работу с молодежью. Это более 600 человек.
-Не слышали упреки от российских единоверцев, что, мол, оставил служение, предал Родину?
-Обязательно.
—А что же Вы?
-Молча, даю деньги.
-Как?
-Молчу, отсчитываю доллары на строительство молитвенного дома, миссионерские поездки, благотворительность, и улыбаюсь.
-А они?
-Берут деньги, и продолжают негодовать.
-А Вы?
-А я им рассказываю, сколько мы проповедуем в России, на Украине, Белоруссии, Молдове, Турции, Монголии. А потом спрашиваю их: «А зачем нам так далеко ездить? К вам Монголия и Турция ближе. Когда туда на миссию?».
-И?
-Молчат. Так уже 20 лет: они мне -колкости, я им -деньги.
-Не обидно?
-Ни сколько. Они никогда нас не поймут. Каждый должен делать то, что должен. Мы, кстати, недавно с Филиппин вернулись. После наводнения там много работы.
-Что изменилось в ваших взглядах за годы эмиграции?
-Взгляд на закон и порядок в государстве кардинально поменялся. Многим было тяжело привыкать к новым реалиям. Мы узнали, что белая или зеленая карта резидента, разрешения на охоты и рыбалку, новые правила дорожного движения, оформление налоговых деклараций – это не пустые бумажки. Здесь принято обращаться с законом на «Вы».
-Некоторые считают, что американцы открыли двери для беженцев из СССР, чтобы оздоровить нацию более нравственными людьми. Вы так же считаете?
-Американцы добрые люди, но тут действовал чистый расчет. Расчет был на получение здоровых, работящих, интеллектуально развитых людей. Такие эмигранты американской экономике не помешают. Кто бы, что ни говорил про наше образование, но русским, украинцам, белорусам и представителям других национальностей постсоветского пространства удалось создать высокие технологии. Посмотрите хотя бы на космос. Это не Камбоджа, не Гватемала. Если вы поедете в Силиконовую долину, то увидите огромное количество русскоговорящих специалистов, которые занимают высокие должности. 20 лет назад мне говорил один из эмигрантов, что русские никогда не поднимутся. Что же, время нас рассудило. Сегодня наши люди везде: в медицине, политике, экономике, сфере высоких технологий. Мой сын работает менеджером в больнице, у него в подчинении 10 врачей, моя дочь получает в престижном университете степень магистра, наши люди баллотируются в конгрессмены, у нас отличные отношения с властями: сенаторами, губернаторами, окружными прокурорами, мэрами. Американцы видят потенциал славянской диаспоры, с уважением к нам относятся, мы активно сотрудничаем в общественных программах.
-Какой вы видите славянскую диаспору через 25 лет?
-Славянская диаспора будет больше англоязычной, чем русскоговорящей. Для наших детей и внуков английский уже роднее русского или украинского. Я -пастор русскоязычной церкви, но мы иногда проповедуем и поем христианские песнопения на английском языке. Молодежь говорит на языке Америки своим сверстникам в школах, колледжах и университетах. Недавно был случай. Когда наша миссионерская группа пела песни и рассказывала о Боге в трамвае, вагоновожатый вызвал службу безопасности. Пассажиры сказали: «У нас есть право их слушать. Раньше американские христиане нам проповедовали, а сейчас только русские, хорошо, хоть они это делают». Блюстители порядка не нашли ничего криминального: «Вы порядок не нарушаете, можете продолжать».
-Постепенное вытеснение русского языка из обихода Вас не обижает, не настораживает?
-Я не склонен делать культ из языка. Современный человек должен знать 3-4 языка. Я говорю своим детям: «Учите русский, английский, испанский, французский, если хотите ездить по всему Миру. У нас много гагаузов, давайте учить турецкий». Главное, чтобы Церковь была светом и солью земли. Она должна говорить на языке той страны, в которой находится, но и не забывать язык своего народа.