- Из книги «Лекции моим студентам».
Конечно, проповедник отличается от всех других людей прежде всего тем, что он человек молитвы. Он молится как обыкновенный христианин, иначе он был бы лицемером. Он молится больше обыкновенных христиан, иначе он был бы лишен права совершать служение, на которое был посвящен. «Было бы ужасно, — говорит Бернард, — если бы человек, имеющий самый высокий сан, имел бы самую низкую душу, был бы первым по общественному положению и последним по образу своей жизни».
Исключительная ответственность пастыря окружает его ореолом святости, и если он верен своему Господу, то все свои обязанности он должен выполнять с молитвой. Как гражданина, его страна имеет в его лице заступника перед Богом; как человек: он молится за всех своих ближних. Он молится как супруг и как отец; он старается, чтобы его молитвенная жизнь дома была примером для его паствы; и если где-то в других домах тускло горит огонь веры, то в доме избранного служителя Божия он должен гореть неугасимо, и потому пастырь должен заботиться, чтобы утренняя и вечерняя молитвы освящали его жилье.
Но есть особые молитвы, которые касаются его служения, о них-то мы будем, главным образом, говорить в этих лекциях. Он возносит особые молитвы как пастырь и в этом отношении приближается к Богу, отодвигая на второй план все свои другие обязанности.
Я считаю, что пастырь должен молиться непрестанно. Когда бы он ни думал о своем служении, будь то время службы или свободное от нее время, он всегда возносит святые молитвы к Богу, которые, подобно стрелам, точно направлены на небо. Он не всегда совершает молитву, но постоянно живет в ее духе.
Если он всем сердцем предан своей работе, то не может ни есть, ни пить, ни отдыхать, ни ложиться спать, ни вставать утром, не чувствуя страстного желания, волнения и полной зависимости от Бога; так, в той или иной форме он непрестанно молится. К кому, как не к христианскому пастырю, относится заповедь «молитесь непрестанно». У него столько особых искушений, испытаний, исключительных трудностей, особых обязанностей; он должен быть посредником между Богом и людьми, и потому ему необходимо больше благодати, чем обыкновенным людям, и, зная это, он постоянно обращается к Всесильному за помощью и восклицает: «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя». Аллейн как-то писал своему близкому другу: «Хотя я иногда нахожусь в нерешительности и теряю присутствие духа, я чувствую себя, как птичка, выброшенная из гнезда, и не могу успокоиться, пока не обрету своего прежнего общения с Богом, подобно стрелке компаса, которая находится в покое, пока ее не двинешь к полюсу. По милости Божией могу я вместе со своим приходом сказать: «Душою моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра. Мое сердце непрестанно с Богом, вся цель и радость моей жизни — стремиться к Нему».
Таким должно быть направление вашего пути, служители Божии. Если вы, как пастыри, не находитесь в непрестанной молитве, то вас можно только пожалеть. Если в будущем вы будете призваны давать духовную пищу членам вашего прихода, будь то маленького или большого, и ослабеете в вашей молитве, то не только вас надо будет пожалеть, но и всех ваших прихожан. А кроме того, вы возьмете грех на свою душу, и придет день, который покроет вас стыдом и позором.
Едва ли надо говорить вам о блаженстве, которое дает тайная молитва, но тем не менее я не могу не напомнить вам об этом. Для вас, посланников Божиих, благодать превыше всего: чем ближе вы к небесному двору, тем лучше вы оправдаете оказанное вам небесное доверие. Из всех средств, делающих человека достойным быть служителем Божиим, я не знаю более могущественного, чем познать на себе благодать Божию. Все, что может дать семинарский курс студенту, — это только поверхностное и внешнее знание по сравнению с духовным и проникновенным усовершенствованием, которое может дать только общение с Богом.
Пока будущий пастырь проходит курс подготовки к своему служению, самое могущественное средство стать достойным его — это молитва. Все наши библиотеки и кабинеты — ничто по сравнению с нашим духовным миром. Мы развиваемся, мы становимся могущественными, сильными, мы все преодолеваем нашей тайной молитвой. Ваши молитвы будут вам лучшими помощниками, когда вы только начнете готовиться к своим проповедям. Если, подобно Исаву, другие будут охотиться за своей дичью, вы с помощью молитвы уже найдете у себя дома прекрасное кушанье и сможете искренне, а не так лукаво, как Иаков, воскликнуть: «Господь Бог послал мне». Если вы будете писать из глубины вашего сердца, обращенного в молитве к Господу, то и писать будете хорошо; и если вы будете собирать свой материал для проповеди, преклонив колена перед воротами небесными, то и скажете ее хорошо.
Молитва, как упражнение ума, даст вам много тем и поможет выбрать нужную, тогда как высокодуховное напряжение очистит ваш внутренний взор, и вы сможете увидеть истину в свете Божием. Священные Писания часто скрывают свои сокровища, пока вы не откроете их ключом молитвы. Как изумительны были книги, открытые Даниилу, когда он молился! Как многому научился Петр, находясь на «верху дома»! Душа — это лучшее место для получения знаний. Комментаторы — это хорошие учителя, но Сам Автор — лучше, а молитва — обращение к Нему, и Он помогает нам.
Великое дело — молитвенно проникнуть в дух и сущность текста, находя в нем священные зерна, подобно червю, вгрызающемуся через скорлупу в сердцевину ореха. Молитва является средством проникновения в труднопонимаемую истину. До сих пор нам трудно понять, как можно было поднять камни Стоунхенджа на такую высоту; и также еще труднее уразуметь, как некоторые люди могли проникнуть в таинственные вероучения: разве не молитва явилась тем средством, которое совершило это чудо? Надежда на Бога часто обращает тьму в свет.
Настойчивое желание приникнуть в святая святых христианской веры приподнимает завесу и дает нам благодать прикоснуться к божественным тайнам. Один пуританский богослов во время диспута часто что-то записывал на лежащем перед ним листе бумаги, и когда любопытные его коллеги заглянули в эти заметки, то увидели только два часто повторяющихся слова: «Просвети, Господи!» Не самая ли это подходящая молитва для изучающего Слово Божие, когда он готовит проповедь?
Из этого источника, словно под ударом Моисеева жезла, вы не раз увидите, как истекают из него свежие потоки мысли; новые жилы драгоценного металла откроются вашему измученному взору, когда вы будете трудиться молотом молитвы в каменоломне Слова Божия. Иногда вам будет казаться, что вы зашли в тупик, и тогда внезапно новый путь откроется перед вами. Он, имеющий ключ Давидов, откроет его вам, и ни один человек не закроет его. Если вам когда-нибудь приходилось плыть пароходом по Рейну, то вы, наверное, были поражены изумительной картиной этой величественной реки, которая представала перед вами в виде ряда озер. Ваш корабль окружают массивные скалы или террасы, покрытые виноградниками. Но вот, повернув в сторону, вы попадаете в могучий поток реки. То же самое происходит и при изучении текста Священного Писания.
Сначала он как бы закрыт для вас, но молитва двигает ваш корабль вперед и вносит его в новые воды. Широкий и глубокий поток священной истины предстает перед вашим взором и несет вас с собою. Разве это не достаточное основание для нашей твердости в молитве? Пользуйтесь молитвой, как буравом, и источники «живой воды» предстанут перед вами из недр Священного Писания. Кто же согласится томиться жаждой, когда столь легко добыть «живую воду»!?
Лучшие и достойнейшие люди всегда считали молитву существеннейшей частью своей подготовки к проповеди. Рассказывают, что МакЧейн, желая передать людям на воскресных службах то, что с таким трудом ему удалось получить, никогда, кроме как в самых исключительных случаях, не выходил на проповедь, не предавшись перед тем созерцанию и молитве. Это свое правило он выразил словами из Исх.27,20: «елей чистый, выбитый из маслин, для освещения». Но его усердие в молитве было еще сильнее. Он не мог подняться на кафедру, не преисполнившись любви к Богу. Он должен был сначала очистить свою душу, чтобы исполниться ревностностью и силой своей проповеди. Для него начало всякой работы было неизменно связано с подготовкой своей души. Стены его комнаты были свидетелями его молитвы, его слез и стенаний.
Молитва поддерживает вас и при произнесении проповеди. Ничто не сделает вашу проповедь хорошей, как общение перед ней с Богом. Только тот, кто получит силу от общения с Богом, может поучать других людей. Об Аллейне говорят, что «Он изливал всю свою душу в молитве и проповедовании. Его молитвы и его поучения были столь исполнены любовью, столь полны святого христианского рвения, жизни, силы, что покоряли его слушателей; он буквально таял от любви к ним, так что согревались и смягчались их сердца, а иногда даже самые черствые сердца наполнялись любовью». И никогда бы ему не достичь этого смягчения сердец, если бы сама его душа не была согрета горячими лучами Солнца Правды через его личное общение с воскресшим Господом.
Истинно патетическая проповедь, в которой нет намека на аффектацию, но исполненная большой любовью, дается только через молитву. Красноречию сердца нельзя научиться ни в какой школе, оно дается только у подножия Креста. Лучше вам никогда не научиться искусству человеческого красноречия, но иметь силу небесной любви, чем овладеть красноречием Квинтилиана, Цицерона и Аристотеля, но не иметь печати апостольства.
Молитва, может быть, не сделает вас красноречивыми по человеческим меркам, но она даст вам истинное красноречие, потому что вы будете говорить от сердца. А не это ли означает слово «красноречие»? Оно призовет на вашу жертву небесный огонь и им докажет, что жертва эта угодна Господу.
Как и во время подготовки к проповеди, в ответ на вашу молитву свежие потоки мысли посетят вас во время произнесения проповеди. Большинство проповедников, которые уповают на Духа Божия, скажут вам, что самые свежие и лучшие их мысли — не те, которые были подготовлены ими заранее, а те, которые являются им внезапно, словно на крыльях ангелов, как неожиданные сокровища, посланные небом, семена райских цветов, слетевших с мирских гор. Как часто это случалось и со мной во время проповеди, когда мне трудно было найти нужное слово или мысль; мои тайные душевные стенания приносили мне облегчение, и я чувствовал себя более, чем обычно, свободным. Но как дерзаем мы молиться во время битвы, если не взывали к Господу о помощи, готовясь к ней!? Воспоминание о своих борениях дома принесет нам успокоение и даст силу во время проповеди: Бог не оставит нас, если мы не оставим Его. И вы, братья, увидите, что молитва даст вам силу именно в то время и в тот час, когда она понадобится вам.
Как огненные языки сошли на апостолов, когда они сидели и молились, так они сойдут и на вас. Вы сами это испытаете, когда в минуты слабости внезапно почувствуете себя словно вознесенными на крыльях серафимов. Огненные кони понесут вашу колесницу, движение которой начало замедляться и, подобно Илии, вы понесетесь на небо, окрыляемые пламенным вдохновением.
И после проповеди необходима молитва. Ибо, где, как не в ней, может добросовестный проповедник дать выход своим чувствам и найти утешение душе, когда его проповедь оказалась бесплодной? Находясь в высшей степени волнения, как можем мы облегчить свою душу, как не в горячей молитве? Или чем можем мы утешиться в наших неудачах, как не нашим воздыханием перед Господом? Как часто многие из нас мучаются бессонными ночами от сознания своего недостоинства! И как часто хотели бы мы снова вернуться на кафедру и выразить горячими словами то, что так холодно сказали раньше! Где найти утешение нашему мятущемуся духу, как не в раскаянии в наших грехах и страстной молитве, чтобы наше недостоинство не препятствовало действию в нас Духа Святого!
Невозможно в публичном собрании выразить всю нашу любовь к нашей пастве. Подобно Иосифу, любящий свою паству проповедник будет искать места, где он может излить свои чувства, как бы легко ему это вообще ни давалось, потому что кафедра будет стеснять его, и только в тайной молитве может он свободно излить все свои чувства. Если мы не в силах убедить людей искать спасения в Господе, то мы можем, по крайней мере, постараться хотя бы умолить Его спасти их. Мы не в силах спасти их или даже убедить их спастись, но мы можем, по крайней мере, скорбеть об их безумии и умолять Господа помочь им. Мы можем обратиться к ним словами Иеремии: «Если же вы не послушаете сего, то душа моя в сокровенных местах будет оплакивать вашу гордость, будет плакать горько, и глаза мои будут изливаться в слезах» (Иер.13:17).
Такая горячая мольба не оставит равнодушным сердце Господа; в должное время такой скорбящий ходатай станет счастливым завоевателем душ грешников.
Между отчаянным усилием и истинным успехом существует такая же связь, как между родовыми муками и рождением, сеянием в слезах и жатвой в радости. «Отчего твои семена так быстро всходят?», — спросил один садовник другого. «Потому что я поливаю их», — ответил тот.
Все наши наставления должны быть вымолены слезами, когда только «Господь близок», и с великим изумлением и радостью мы увидим их плоды. Разве можно удивляться успехам Бренера, когда в его дневнике мы находим такую запись: «День Господень, 25 апреля. Сегодня утром провел около двух часов в исполнении священных обязанностей и мог горячее, чем обычно, молиться о спасении душ грешников; и хотя было еще раннее утро и солнце едва светило, все мое тело было покрыто потом».
Секрет силы Лютера заключается в том же. Повествуя о нем, один из его почитателей пишет: «Я слышал, как он молится, и, Боже мой, какая эта была молитва! В ней было столько благословения, словно он говорил с Богом, и столько доверия, словно он говорил с близким другом». Братья мои, умоляю вас быть истинными молитвенниками. Как бы велики ни были ваши способности, вы прекрасно без них обойдетесь, если будете усердно молиться. Если вы не будете молиться о том, что посеяли, Господь, по Своей великой милости, может быть, и ниспошлет вам благословение, но вы не имеете никакого права ожидать его, и, если оно придет, то не принесет вам утешения. Вчера я читал сочинение о.Фабера, бывшего пастора в Бромптоне, это удивительное переплетение лжи с истиной.
В нем он рассказывает легенду, как одному проповеднику, проповеди которого обратили к Господу много людей, было дано откровение свыше, что все эти обращения были вызваны не его способностями и красноречием, а только благодаря молитве простого мирянина, который сидел на ступенях кафедры и молился об успехе проповеди. Так может случиться и с нами в Судный день. Может оказаться, что после наших долгих и утомительных проповедей вся честь наших пастырских приобретений принадлежит другому зодчему, молитвы которого были золото, серебро и драгоценные камни, а наше проповедование без молитвы — только сено и стерня.
Закончив проповедь, мы, как истинные служители Божии, не смеем прекращать молитвы, потому что вся паства наша будет взывать к нам словом македонянина: «Приди и помоги нам». Если вы будете усердны в молитве, то многие будут обращаться к вам с просьбой о ходатайстве за них перед Господом, и вы станете заступниками за ваших друзей и слушателей перед небесным престолом. Я всегда так поступаю и счастлив, что могу передать такие прошения моему Господу. Всегда есть о чем молиться, даже если и никто не просит вас об этом. Вглядитесь в свою паству.
Среди них есть больные телесно и еще больше — духовно. Одни не обратились к Господу, другие ищут и не могут найти Его. Многие падают духом, и немало верующих оступаются и скорбят. И сколько вдовьих слез и сиротских воздыханий вы должны собрать и излить перед Господом! Если вы истинные служители Божии, то только духовно, облачась в епископские одежды и надев нагрудник с именами детей Израилевых, молитесь за них сокровенно.
Я знал братьев, которые всегда имели при себе список людей, за которых считали своим долгом особенно усердно молиться, и я не сомневаюсь, такой список часто напоминал им о тех, кого они могли забыть. И не только ваш приход требует вашего заступничества, но весь ваш народ и весь мир нуждается в нем. Человек сильный в молитве — есть огненная стена вокруг своего отечества, его ангел-хранитель и его щит. Мы все знаем, что враги протестантов больше боялись молитв Нокса, чем десятитысячной армии. Знаменитый Уэлч также был заступником своего отечества.
Он часто говорил, что «удивляется, как может христианин всю ночь спать и не вставать на молитву». Когда его жена, боясь, что он простудится, пошла за ним в комнату, в которую он вышел, она услышала, как горячо молился он: «Господи, услышь мои молитвы и спаси Шотландию!» О, если бы мы так же могли по ночам взывать к Господу: «Господи, услышь наши молитвы и спаси души наших слушателей!»
Проповедник, который не молится усердно Богу, — это тщеславный и самодовольный человек. Он уверен, что сам все может сделать, и ему нет нужды обращаться за помощью к Богу. Эта, не имеющая никакого основания, гордыня заставляет такого человека полагать, что сама по себе наша проповедь может отвратить людей от греха и привести их к Богу без содействия Духа Святого. Если мы действительно смиренны, то не станем бороться за души грешников, пока Господь воинств не облечет нас всей силой и не скажет нам: «Идите в этой силе вашей».
Проповедник, который пренебрегает усердной молитвой, пренебрегает и своим служением, он не понимает своего призвания. Он не понимает ценности души человеческой и не может оценить смысла вечности. Он просто чиновник, соблазняющийся священническим званием, потому что оно дает ему столь необходимый ему кусок хлеба, либо же он отвратительный лицемер, любящий похвалу человеческую и не желающий похвалы Божией. Он станет просто болтуном, которого будут ценить там, где меньше всего нужна благодать и где больше всего восхищаются внешним блеском. Он не относится к тем, кто глубоко пашет и собирает обильную жатву. Это бездельник, а не труженик. Он только называется проповедником, дела же его мертвы. В жизни своей он хромает, как тот расслабленный из притчи, у которого одна нога была короче другой, потому что его молитва была короче его проповеди.
Боюсь, что большинство из нас не в полной мере достойны пастырского звания. Они должны подумать, достаточно ли усердны в молитве. Я очень сомневаюсь, чтобы кто-либо из вас здесь мог сказать, что он молится с должным усердием; и я был бы очень рад узнать, что среди вас есть такой, будь то диакон или пресвитер, который может сказать, что он действительно это делает. Я же могу лишь сказать, что если найдется среди вас такой усердный молитвенник, то он далеко превзошел меня в этом, потому что о себе я не могу сказать такого; я хотел бы, но не могу; мне стыдно признаться в этом, но я должен это сделать.
Если мы не хуже других, то это еще не может быть утешением для нас; недостатки других не извиняют нас. Сколь немногие из нас могут сравнить себя с Аллейном, о котором я говорил выше.
«Когда он был здоров, — пишет его жена, — он всегда вставал в четыре часа утра и очень огорчался, если слышал, что кузнецы или другие ремесленники уже трудятся, когда он еще не начал молиться. Он часто говорил мне: «Как мне стыдно, когда я слышу этот шум. Разве мой Господь не заслуживает большего, чем их хозяева?» С четырех до шести он проводил в молитве, духовном созерцании и распевании псалмов, что доставляло ему огромное наслаждение, и делал он это ежедневно один или вместе со своей семьей. Иногда он отставлял все свои приходские дела и целые дни посвящал этим тайным упражнениям, удалясь куда-нибудь в укромное место в доме или в поле. Там он предавался молитве и размышлениям о Боге и небе». И можем ли мы спокойно читать заметки Эдвардса о Дэвиде Бернарде? «Его жизнь, — говорит Эдвардс, — «указывает нам истинный путь к успешной пастырской деятельности». Он искал этот путь, как воин, ищущий победы во время осады или сражения, как человек, стремящийся получить большой приз в состязаниях по бегу.
Исполненный любовью ко Христу и своей пастве, как ревностно трудился он всегда, не только проповедуя и поучая публично или индивидуально, но и тайно молясь денно и нощно Богу, скорбя и мучаясь, «пока Христос не будет принят теми, к которым Он был послан!» Как жаждал он благословения своих трудов и «соблюдал вверенные ему души, за которые должен держать ответ перед Богом!» Как укреплялся он силой Божией, жаждая и уповая на содействие Духа Святого в своих трудах! И как счастлив был он увидеть, наконец, плоды своих трудов после этих долгих и мучительных ожиданий и многих, приводящих в уныние, неудач: как истинный сын Иакова, он выдержал борьбу со всеми своими ночными страхами и дождался желанного дня.
И не будет ли укором нам дневник Мартина, где мы находим такую запись: «24 сентября. Мне удалось осуществить решение, принятое мною вчера вечером перед сном, посвятить этот день молитве и посту. Моя первая молитва об избавлении от суетных мыслей с надеждой на силу, и обетовании Божии помогли мне освободиться от них почти на целый час, когда я молился. Затем я прочел повествование об Аврааме, чтобы увидеть, сколь милостиво Бог открылся смертным людям в те древние времена. Потом, молясь о собственном очищении, как легко и ревностно пламенела моя душа о Господе, и это были лучшие часы этого дня».
И мы можем со скорбью в душе согласиться с ним, что после первого года своего служения «он понял, что слишком много времени посвятил приходским делам и слишком мало личному общению с Богом». Мы лишь отчасти можем себе представить, как много мы потеряли из-за нерадения в молитве, и никто из нас не знает, сколь бедны мы по сравнению с тем, что могли бы иметь, если бы привыкли жить в тесном молитвенном общении с Богом. Бесполезны теперь наши сожаления и мучения, гораздо полезнее будет наше твердое решение исправиться. Нам не только следует больше молиться, но мы должны делать это.
Весь секрет успеха нашей пастырской деятельности заключается в той молитвенной силе, с которой мы ищем благодати Божией. Драгоценное благословение, которое через тайную молитву получает пастырь, — это нечто неописуемое и ни с чем не сравнимое. Его можно только почувствовать, но не выразить словами; это роса Господня, божественное присутствие, которое вы сразу же понимаете, когда я говорю, что это «помазание от Духа Святого». Что же это такое? С каким трудом нам дается выразить словами значение «проповедования с помазанием». Но тот, кто проповедует, чувствует его присутствие, а тот, кто слушает, сразу же обнаруживает его отсутствие. Самария во время голода может быть примером такой беседы без помазания от Духа Святого, а Иерусалим с его праздниками и обильной пищей представляет собой проповедь, богатую таким помазанием.
Каждый знает, что такое свежесть утра, когда на каждой росинке сверкают жемчужные капельки, но кто может выразить эту свежесть словами или, тем более, вызвать ее своей собственной волей? В этом заключается тайна духовного помазания; мы знаем, но не можем описать, что это такое, глупо стараться выразить это состояние словами, как делают некоторые, используя выражения, описывающие страстную любовь, но чаще всего они выражают сентиментальность или просто лицемерие. Такие выражения, как «Дорогой Господь!», «Сладчайший Иисус!», «Драгоценный Христос!» только вызывают отвращение. Такие фамильярные выражения могут быть не только терпимы, но даже прекрасны, когда они впервые были произнесены праведником, говорившим так для прославления Господа, но когда они повторяются без всякого смысла, то становятся не только нестерпимыми, но неблаговидными и даже богохульными. Некоторые пытались выразить помазание неестественным тоном или закатыванием глаз и подниманием рук к небу самым смешным образом. О тоне и манере МакЧейна проповедовать ирландцы всегда говорят, что предпочитают его духовную силу его манерности; одна манерность — это пустой звук.
Некоторые братья пытаются выразить вдохновение, подымая голос до крика, но это ничего не дает. Одни останавливают свою проповедь и восклицают «Благослови вас Господь», а другие рьяно жестикулируют и вонзают свои ногти в ладони, как бы корчась в небесных судорогах. Как же это отвратительно! Все это напоминает актерскую игру на подмостках. Вызывать рвение у слушателей путем симуляции его в проповеднике является отвратительным обманом, который глубоко осуждается честными людьми. «Аффектация», — говорит Ричард Сесиль, — отвратительна и скоро сразу же обнаруживается, а вот истинное чувство является самым лучшим путем к сердцу людей».
Помазание нельзя воспроизвести, и его фальсификация просто недостойна; однако само по себе помазание бесценно и, безусловно, необходимо, если вы хотите наставить верующих и привести грешников к Иисусу.
Эта тайна открывается в тайных молитвах к Богу; в это время на нас нисходит роса Господня, окутывая нас благоуханием, радующим наши сердца. Если ваше помазание вы получили от не Господа воинств, то вы обманщики, а так как только в молитве можем мы получить его, то будем же непрестанно усердно молиться. Пусть ваша овечья шерсть лежит на току молитвы, пока не пропитается небесной росой. Не идите в храм проповедовать, пока не омоетесь в этой росе. Не думайте, что можете быть благовестниками другим, пока сами не получите благодати от Бога и не услышите от Него Самого это благовестие. Время, проведенное в молчаливом спокойствии души перед Господом, — самое драгоценное. Давид «предстал пред лицом Господа»; сколь животворны эти состояния; душа становится восприимчивой, подобно открывающемуся цветку, купающемуся в лучах солнца, или чувствительной фотографической пленке, запечатлевающей расположенный перед ней образ. Безмолвие, которое некоторые люди не выносят, потому что оно раскрывает их духовное убожество, является царским дворцом для мудрых, потому что по его священным палатам во всей своей красе соизволит ходить царь.
Священное безмолвие! Ты Врата,
Раскрывающие глубины сердца,
Небесное дитя;
Печать на устах, таяние духа
Флекно
Как бы ни был драгоценен дар слова, молчание в некоторых отношениях значительно дороже. Вы думаете, что я квакер? Пусть будет так. В этом я полностью согласен с Фоксом; я убежден, что большинство из нас придает слишком большое значение слову, которое, в конце концов, есть лишь оболочка мысли. Безмолвное созерцание, тихая молитва, невыраженный восторг — для меня это самые драгоценные алмазы мира.
Братья мои, не лишайте своего сердца великой радости, лежащей на дне морском; не лишайте себя той жизни, которая кипит в глубинах моря, занимаясь пустой болтовней среди разломанных ракушек и прибрежных пенистых волн.
Я вам очень советую, чтобы, став пастырем, вы посвящали особые часы для молитвы. Если ваши обычные молитвы не сохраняют свежести и рвения вашей души и вы чувствуете утомление, удалитесь от своих дел на неделю или даже, если возможно, на месяц. Иногда у нас есть дни отдыха, почему же нам не иметь дней для самоуглубления?
Мы знаем, что наши богатые братья находят время для путешествия в Иерусалим; а разве мы не можем найти времени для менее трудного и значительного, более полезного путешествия в священный город? Исаак Амвросий, бывший прежде проповедником в Престоне, который написал замечательную книгу «Созерцая Иисуса», ежегодно удалялся на месяц в хижину в Гарстангском лесу. И не удивительно, что он был таким великим богословом, если он постоянно проводил время в молитвенном общении с Богом. Я слышал, что у католиков есть обычай устраивать «уединенные обители», куда некоторые священники удаляются на определенное время, проводя его в полном безмолвии, посте и молитве, чтобы не дать угаснуть в своих душах священному огню.
Мы могли бы поучаться у них. Было бы очень полезно, если бы группа истинно духовных братьев проводила бы иногда время друг с другом в молитвенных подвигах. Часы нашего смирения и молитвы за всю церковь принесут и нам большую пользу, если только мы всем сердцем будем в них подвизаться. Время поста и молитвы действительно отрадно для нас; никогда небесные врата не были столь широко раскрыты, никогда наши сердца не были столь исполнены великой славой. Я ожидаю месяца нашей особой молитвы, как моряки ожидают земли. Даже если мы отложим на время наши пастырские обязанности. чтобы посвятить его молитве, это будет только на пользу нашей пастве. Наше путешествие на золотые реки общения и размышлений будет вознаграждено сторицей очищением наших чувств и возвышенными мыслями. Наше молчание будет громче наших слов, если наше уединение мы проведем с Богом.
Иероним совершил великий подвиг, отложив все спешные дела в сторону, чтобы совершить то, к чему он чувствовал призвание свыше. У него была большая паства, которую каждый из нас хотел бы иметь, но он сказал своим прихожанам: «У нам есть крайняя необходимость перевести Новый Завет, и потому вы должны найти себе другого пастыря; следует подготовить перевод; я решил удалиться для этого в пустыню и не вернусь, пока не окончу это дело». И он действительно удалился в пустыню, взяв с собой все свои рукописи. Там он молился и трудился и сделал перевод, так называемую латинскую Вульгату, самый замечательный перевод Нового Завета, лучше которого уже никогда не будет. Так ученость и молитвенное уединение могли создать такой бессмертный труд.
И если бы мы могли иногда, чувствуя, что должны сделать нечто подобное, сказать нашей пастве: «Дорогие друзья, нам надо на некоторое время удалиться, чтобы укрепить наши души в уединении», то сколь плодотворно это оказалось бы вскоре для нашей паствы. И если мы не написали латинской Вульгаты, то все же должны совершить дела, которые заслуживают стать бессмертными.